ДОБЫВАНИЕ ПРАВДЫ В КРАСКАХ

 

В январе 1902 года, в дымящем, лязгаю­щем и гудящем нью-йоркском порту большая группа фоторепортеров тесни­лась у сходней трансатлантического па­рохода, только что прибывшего из Ев­ропы. Полиция разгоняла толпу, но число встречающих росло с каждой ми­нутой. Гул голосов все увеличивался и достиг апогея в тот момент, когда на сходнях появился статный человек с большой седой бородой.

— Уэлком, мистер Верещагин! — слышалось в толпе.— Добро пожаловать!

Василий Васильевич Верещагин, краса и гордость русской живописи, был хорошо известен в Америке — это был его третий визит за океан.

В первый раз Верещагин появился в том же порту в 1888 го­ду, во второй раз — в 1892 году. Его выставки в Нью-Йорке и Чикаго привлекли тысячи посетителей. Особенным успехом пользовались картины среднеазиатского цикла: «Окружили», «Торгкествуют», «Смертельно раненный», «Забытый» и знаме­нитый «Апофеоз войны» — пирамида черепов на фоне выжжен­ной желтой пустыни и однообразного синего неба, не знающего облаков. Картина эта была посвящена «всем великим завоева­телям, прошедшим, настоящим и будущим».

Да, Верещагин не стал певцом завоеваний! Казалось бы, звание баталиста обязывало его воспевать победы и победите­лей. Верещагин же делал обратное. Пожалуй, в то время никто среди художников не был таким яростным противником войны, как Верещагин. Его называли «беспощадным мастером». Он знал и видел подлинную войну. Кто в России и за границей не помнил его полотна «Шипка-Шейново», где Скобелев совер­шает парадный проезд перед фронтом салютующей армии бук­вально сквозь скорченные в снегу трупы, из которых один за­стыл, зловеще подняв к небу кулак.

За это Верещагина не любили петербургские «верхи». Дело доходило до того, что Главный штаб публиковал в печати официальные «опровержения», направленные против картин Верещагина.

«Большие картины, большой картофель...»

Как же отнеслась к Верещагину Америка? И как художник относился к заокеанской стране?

По словам самого Верещагина, у входа на выставку его картин в Нью-Йорке висел плакат: «Кто будет уличен в пле­вании на пол, тот будет немедленно выгнан из этого здания». Увы, борьба с плеванием не приводила к существенным резуль­татам. Даже сам великий Эдисон, принимая Верещагина в своей огромной лаборатории в штате Ныо-Джерси, курил сигару и поплевывал, куда попало...

Но это полбеды. Главное было в том, что художественные вкусы Америки не поднимались выше рыночного уровня. Один из посетителей выставки благодушно заметил Верещагину:

«Мы, американцы, высоко ценим ваши работы. Мы любим все грандиозное: большие картины, большой картофель...»

Положение художников в Америке было плачевным. «Аме­риканскому художнику очень трудно продавать свои работы, если он всегда жил и живет в Соединенных Штатах,— отметил Верещагин,— другое дело, когда он имеет мастерскую в Па­риже — тогда он процветает».

В переводе на доллары имя Верещагина оценивали высоко: один нью-йоркский журнал заплатил ему за статью 250 долла­ров — столько же, сколько румынской королеве.

— О сэр, вы тоже король! — ответил редактор на недоумен­ный вопрос автора статьи.