ДОБЫВАНИЕ ПРАВДЫ В КРАСКАХ

Искусство и чистоган

Жена художника Лидия Васильевна писала в 1902 году му­жу в Америку: «Граф Толстой мне сказал, что слышал, что твои картины в Америке пользуются громадным успехом. Го­ворит, имеет сведения оттуда. (Вероятно, он слышал о Чика­го)».

Верещагин отвечал: «Я только что воротился в Вашингтон с Кубы и иду завтракать к президенту Рузвельту... Приехавши с Кубы, я перевел часы, да неверно — на целый час назад про­тив того, что следует,— и пришел к президенту завтракать це­лым часом позже, чем он звал... Рузвельт хотел состряпать что-нибудь вроде скороспелого завтрака, но я отказался и поел в ресторане...»

Собственно говоря, художник собирался писать «Штурм Сан-Хуана» в Москве, в своей мастерской, в Нижних Котлах. Но участники штурма не хотели ждать. Верещагин стал работать в Вашингтоне и писал при офицерах с их семьями. «Зато будет больше характера»,— заметил он с некоторой грустью.

Обстановка спешки и работа в присутствии заказчика по­влияли на художника. Возможно, что в Москве он отнесся бы к чисто батальной сцене с большей иронией, чем в Вашингтоне. В Америке картина получилась несколько парадной. Русская печать отметила это, как неудачу художника. В США картина имела большой успех.

Интересна дальнейшая судьба этого полотна. Администра­тор, устраивавший выставки Верещагина, смекнул, что «Штурм Сан-Хуана» может принести ему немалый доход. И он объявил картину... своей собственностью! Адвокат, к которому обратился автор, неожиданно пришел в восторг от ловкой выдумки мошен­ника.

— Теперь никакой суд не вернет вам картину,— сказал он,— потому что у вас нет документов, подтверждающих ваше право собственности.

—   Но сам президент позировал мне для этой картины!

—   Не имеет значения для суда. Картина находится в руках жулика, и юридически он неуязвим. Надо было в свое время подписать с ним контракт.

—   Ну знаете, я ведь все-таки художник, а не бакалейный торговец! — возмущенно сказал Верещагин.

Положение с заработками у него было отнюдь не из блестя­щих. С деньгами в доме Верещагиных всегда было туго. Всегда неотложные долги, какие-то срочные платежи, а денег нет.

За границу продавать картины Верещагин не хотел, в Рос­сии же картины хотя и продавались, но не очень ходко, да и платили за них мало. А. расходы по поездкам были большие.

О тяжелом материальном положении художника и его се­мьи в 1900-х годах свидетельствует письмо Лидии Васильевны к приятелю семьи В. А. Киркору: «Многоуважаемый Василий Антонович, очень прошу Вас прочитать прилагаемое здесь пись­мо и телеграммы... Прошу Вас об этом потому, что мне хочется, чтобы Вы знали, почему я Вас так просила об устройстве пере­дачи «Серебряного Бора» и получения за него, если можно, 1000 рублей. Таких и еще более отчаянных писем у меня мас­са. Во время получения этих писем и телеграмм я была в денеж­ном отношении в еще более худшем положении, чем сам Васи­лий Васильевич»...